— Да.
— А ты не верил.
— Нет.
— Потому что у ангелов нет крови? Если бы кто-то из них по воле Адонаи оказался в смертном теле, уж поверь мне, Змей, их кровь была бы такой же красной и горячей, как твоя. А ты, когда дух твой освободится, станешь как ветер и свет, Крылатый Змей с пылающими крыльями. Приходи, когда пожелаешь, — он поднялся, и Наэйр тоже встал, — твой дом всегда был здесь, в Ифэрэнн, но почему-то никто из вашей семьи не желает остаться тут надолго.
Элис не испугалась. Удивилась — да, и не очень поняла, и пожала плечами:
— Всего то? Ты не обманываешь меня?
— Всего то?! — ошеломленно повторил Невилл и мотнул головой: — Нет. Не обманываю. Ты, как и все мы, создана дьяволом.
— Да в это-то я верю, — отмахнулась Элис, — это не новость, принц, все человечество создано дьяволом, кроме, разве что, иудеев. Но неужели признание этого факта — достаточная плата за бессмертие?
— Это отказ от бессмертия, — произнес он медленно, только сейчас начиная понимать, что обманывает ребенка, дитя, доверчиво готовое отдать величайшую в мире драгоценность, — отказ от возможности когда-нибудь оказаться рядом с фийн диу. Я не знал, что ты не веришь в Бога.
— А кто в него сейчас верит?
— Но ты крещена!
— Потому что так принято.
— Ты вспоминала Его!
— Всуе, Крылатый. Это просто такое присловье, — Элис посмотрела ему в лицо с ласковой жалостью. — Ты так мудр, мой принц, как же ты не понял, что я не верю? И чем ты сейчас расстроен? Разве не твои слуги делают все, чтобы люди как можно реже вспоминали о Боге? Разве не тебе это нужно?
— Мне, — согласился Невилл, все оказалось так просто, слишком просто и нечестно. — Я вижу, что преуспел.
— А я вижу, что ты не рад. Неужели, чтобы стать фейри, обязательно нужно верить в Бога?
— Многие фейри вообще не знают о Нем. Нет, Элис, — он встряхнулся, — верить не надо, но там, где не верят в Добро, Зло тоже обесценивается. А тебе не нужно становиться фейри, ты родилась такой.
Над тем, что когда-то Змей был человеком и был крещен, Элис задумалась только сейчас, в отличие от Курта — тот понял сразу, едва лишь прочел о этом. Ее принц поступился душой ради власти и волшебства, а он, наверное, верил в Бога. И верит сейчас. Плохо представляя себе, что такое, в сущности, христиане, Элис отмахнулась от непрошеных мыслей. Какая, в конце концов, разница, ведь кто только не продавал душу дьяволу с самыми разными целями, и какая разница, кого именно считать своим создателем? Но Невилл близко к сердцу принял ее неверие.
Элис не считала себя атеисткой — существование Бога не доказано, но и не опровергнуто, и она всегда полагала, будто что-то, где-то там, все-таки есть. Не обязательно Творец, как понимают его христиане, или, скажем, иудеи, но некая идея… всемирный разум, может быть? А увидев множество реальностей, встретившись с множеством фейри, поверив в Срединный мир, трудно не уступить логике и не допустить, что, наверное, и некий Творец тоже существует.
Ну и что?
Невилл сказал правду: она — подменыш. Дичь несусветная, все так, однако придется в это поверить, потому что принц знает о чем говорит. Куда лучше знает, чем сама Элис или любой из ее профессоров. Мало того, что его рассуждения логичны, так он еще и разбирается в проблеме.
К тому же опять таки, повидав столько, сколько довелось ей за эти пять дней… или не пять? Сколько же времени прошло с ее появления в Ауфбе? В общем, повидав столько, даже самый убежденный скептик и материалист, вроде докторов в недоброй памяти пансионате, признал бы, что фейри существуют, что существует волшебство, что есть множество других миров.
И нет законов природы.
Последнее Элис особенно понравилось. Знать бы раньше — ни за что не стала бы изучать физику, даже в пределах школьной программы.
Но сказать, что придется поверить, легче, чем сделать.
— Вечереет, — Невилл взглянул на небо.
Он привез ее на плоскую вершину какой-то скалы. Внизу был лес, вокруг — ни следа людей, но Элис точно знала, что место это находится “в Тварном мире” — хочешь не хочешь, а лексикон волшебного… дивного народа тоже придется заимствовать. Еще бы знать, откуда такая уверенность, сравнить не с чем — ведь в Срединном мире она не была? Но ощущения трудно перевести в слова: что-то разлито в воздухе или, наоборот, не хватает чего-то, к чему успела привыкнуть за время, проведенное среди волшебства. Другой цвет у неба. Другой под ногами камень. Здесь хватало жизни — бесплотные создания, видимо, из народов Сумерек, одушевляли и скалу, и лес, и редкие кусты, трепещущие под ровным ветром, — но это была обычная жизнь обычной земли.
— Скоро закат? — уточнила Элис.
— Да. Но мы успеваем. Ты летаешь во сне, риалта?
— Летала. Все люди летают во сне, пока не вырастут.
— А ты, конечно, выросла, — он усмехнулся. — Нет, это не тот полет. Чтобы взлететь по-настоящему, надо просто — взлететь. Земля не держит тебя, не может удержать, ты ведь не принадлежишь ей. Небу, впрочем, тоже, но небо, если и удерживает, то совсем не так. И не всех. Попробуй.
— Что? Взлететь?
— Оторваться от земли. Не надо ни прыгать, ни кидаться в пропасть, — Невилл глянул за край обрыва. — Хотя, какая это пропасть?
Элис подумала, что кому как, а ей и этого хватит, чтобы разбиться насмерть. Интересно, а если б оказалось, что надо прыгнуть вниз?
Прыгнула бы.
Вот это и называется вера. Только кто-то когда-то верил так в Иисуса, а она, похоже, верит дьяволу. Во всяком случае, его тезке. И моря расступаются, и усмиряются бури, слепые ходят, а глухие видят… Нет. Не смешно.