Дева и Змей - Страница 94


К оглавлению

94

— С тобой?

— Да.

— Но я человек!

Невилл рассмеялся, покачав головой, опасаясь спугнуть пробуждающуюся в его душе, казалось, давно позабытую нежность:

— Элис, Элис, мо тайарна коэни агас эйбу, мне все равно, пожелаешь ли ты жить среди людей или станешь править наравне с Владыками. Но я не смогу научить тебя всему, что ты хочешь или захочешь узнать, пока ты сама не поймешь и не поверишь, что способна учиться. А для этого тебе нужно поверить мне.


Среди смотрящих сквозь стекло,
Ты смотришься стеклом,
Настолько хрупким, что петлей
Наметился излом.
А ты смеешься наугад
И порешь ерунду —
Как ангел, выкраденный в ад
И выросший в аду.

В ее красивой головке, под шапкой серых душистых волос роились мысли, очень понятные и очень человеческие мысли. Ожидаемые и предсказуемые сомнения. Конечно, в первую очередь — родители. Отец и мать, любимые, любящие, и невозможность от них отречься. Сумбур красочных образов, то, что можно назвать привычной жизнью, среди них много таких, терять которые не хочется, потерять которые кажется просто невозможным. Но чистыми и ясными линиями ложатся поверх красок дороги фейри, и вновь обретенная способность оставаться на грани между сказкой и явью, и — танец. Их единственный танец.

Ей так хочется узнать больше, ей хочется научиться большему, ей хочется узнать предел его могущества.

Зачем?

— А знаешь, как создаются сиогэйли? — Невилл вычленил главную мысль, и где-то за гранью видимой реальности Змей приподнял голову, подрагивая раздвоенным языком. — Знаешь эти сказки: жили-были муж и жена, жили богато и всего у них было в достатке, только детей не было. Много лет молили они бога…

— Они все перепробовали, — перебила Элис, — я не о своих родителях, я вообще. Такие сказки есть не только у христиан.

— А твои родители?

— По врачам ходили. Не в церковь же.

— Тем более, — он удовлетворенно кивнул. — Но Белый бог лишь однажды ответил на подобные просьбы, да и то потому, что выполнял собственное обещание. Давно это было. А во всех других случаях — увы. Ему виднее, у кого и от кого должны рождаться дети. И тем не менее бывает так, что молитвы и чаяния не остаются без ответа. Ты помнишь, что там дальше, в этих сказках?

— Ребенок рождается необычный, — с нотками экзаменующейся студентки произнесла Элис, — но это объяснимо, мой принц: про обычных детей не стали бы складывать сказок. Или ты хочешь сказать, что такие дети всегда необычны?

Невилл молчал, предоставляя ей все сказать самой.

— Ты говоришь о том, — чуть склонив голову, Элис размышляла, не решаясь произнести вслух то, что уже подумала, — что все дети, родившиеся в результате… э-э… родившиеся необъяснимо, в тех семьях, которым уже вынесли приговор бесплодия, все они — подменыши?

— Кроме тех, кто родился в результате супружеской измены.

— Я похожа на отца!

— Вот именно. Объясняю еще раз, Элис, стать фейри еще не означает уйти от людей. Нужны ли будут тебе люди — это другое дело, но никто не станет принуждать тебя к тому, чего тебе не захочется. Я сказал, что ты равна Владыкам, но заставить тебя принять власть не могу ни я, ни Сияющая, ни даже наш Создатель. Могут обмануть, — он вздохнул, — могут взывать к совести или чувству ответственности, но заставить — никогда.

— А стать фейри и остаться с людьми, это как же? — Элис мечтательно подняла глаза. — Представляю себе! Всякие необъяснимые фокусы, волшебство, всегда везде успевать, появляться сразу в нескольких местах. И бубах, конечно же, и эти призрачные девушки в прислуге… Ведь это с их помощью ты справляешься со своей потрясающей прической?

— Девушки?

— Во всяком случае, так они выглядят.

— Девушки? — разговор свернул с выбранного направления, но Невилл слишком растерялся, чтобы вернуть его обратно. — Какие девушки?

— Те, которые помогают мне одеваться и укладывать волосы. И тебе, наверняка, тоже. Симпатичные, на мой взгляд. Фигуристые такие девушки — не будь они полупрозрачными, вышла бы отличная команда болельщиц. Блондинки…

— Нет, — Невилл понял, наконец, о ком речь, и заговорил со всей возможной убедительностью, — нет. Это же обычные лонмхи!

— И что?

— Я — принц, мне бы в голову не пришло…

— А оно, знаешь ли, не в голову и приходит. Ладно, я верю тебе, Крылатый, в самом деле, к чему какие-то там феи, когда царственные повелительницы охотятся за тобой, как группи за “Битлами”? Итак, можно остаться с людьми, можно быть волшебницей и даже не скрываться, творить, что заблагорассудится, жить в свое удовольствие. И никаких больше сомнений в моей нормальности, да?

— Если ты поверишь по-настоящему. Все так. А еще ты никогда не будешь болеть, и не будет больше… ну… я имею в виду, то, что доставляет неудобство каждой женщине…

— Средневековый ты эльф, — Элис вздохнула, — у нас давно уже принято называть вещи своими именами. То есть, что-то во мне изменится, и очень сильно. А как же быть с биологией и биохимией, вообще с законами природы?

— Их нет.

О том, что в современном Элис обществе вещи называли своими именами, Невилл прекрасно знал, однако сам он действительно был средневековым. Хоть и не эльфом, но джентльменом. Это накладывало отпечаток.

— И еще, риалта, ты не умрешь.

— Никогда?

— Никогда.

— Звучит заманчиво, — она задумалась. На сей раз — надолго. Невилл видел ее мысли, невеселые мысли, хотя и верные. И молчал. Пусть спросит сама, может быть, отвечать и не придется.

— Должно быть “но”, мой принц…

Невилл молча кивнул.

— Должно быть что-то, чем придется платить, потому что дармовой сыр только в мышеловках. Чего ты потребуешь от меня за вечную молодость? Ни в коем случае не произносить: “Остановись, мгновенье”?

94