Дева и Змей - Страница 103

103

Вот только о Майкле даже вспоминать не хотелось, и здесь о нем тоже не помнили. Барбара не помнила, хотя это она принесла Элис ту газету. Она узнала первая, а теперь только попеняла на то, что Элис исчезла “со своим инфернальным кавалером”, даже не предупредив, куда уходит и когда вернется.

— Так же нельзя, девочка. Мы беспокоились.

Люди, еще недавно совершенно чужие, десять дней назад — вообще незнакомые, искренне переживали за нее. Как странно бывает в жизни, недавно — чужие, а теперь близкие, почти родня. И кажется уже, что так было всегда, что иначе и быть не может.

Здесь, в просторной гостиной Гюнхельдов, за столом с обязательным самоваром, Элис снова почувствовала, что встала на землю обеими ногами. Встала прочно — все равно, как тогда, когда Невилл напомнил: в тебе сорок четыре килограмма. С ума можно сойти, если вспомнить, что она слышала это каких-нибудь пару часов назад. Но тогда она вернулась на землю в буквальном смысле, а сейчас, под внимательным взглядом русской учительницы — в образном. Все вокруг стало настоящим, “Тварный мир” снова стал реальностью, а не иллюзорной фантазией двух Творцов и неисчислимого множества фейри.

А она сама? Волшебная страна, фейри, Крылатый принц окончательно перестали быть сказкой, когда Невилл забрал ее из дома. Элис прислушивалась к себе, к своим ощущениям: если она и способна была сомневаться, так скорее все-таки в реальности того, что окружало ее сейчас. Прав Эйтлиайн, ее черный принц: она — сиогэйли, подменыш.

Ну и пусть! Элис хотелось волшебства, и она получила его. А насладиться волшебством в полной мере удалось только сейчас, демонстрируя новые возможности людям — нормальным людям, не воспринимающим полеты наяву, как нечто само собой разумеющееся.

То есть, одному человеку — собственно, Барбаре. Потому что Курт — настоящий математик. Его ничем не удивишь.

“Я могу летать! — наконец-то поняла Элис. — Я правда могу летать!”

Во сне бывало — и не раз — чувство, что, проснувшись, она сможет взлететь. И спросонья Элис даже пыталась сделать это, только не помнила, не могла вспомнить — как. Во сне случалось много разного, казавшегося таким простым и естественным, но невозможного, недостижимого в жизни.

Теперь возможно все! И, конечно, никакого интереса нет жить среди фейри, которые все, как Курт… если только не окажется, что это — единственная возможность всегда быть рядом с Крылатым.

Все было всерьез.

И все было очень серьезно.

По крайней мере Барбара хмурилась и качала головой, слушая Элис, не забывая подкладывать ей на тарелку маленькие сладкие пирожки.

— Влюбляться в твоем возрасте — дело опасное, — она улыбнулась, смягчая странные слова, — вы, девочки, всякий раз ожидаете, что именно это чувство, именно этот человек — один и навсегда. А действительность часто обманывает ожидания.

— Нет! — возразила Элис и тут же вспомнила Майкла, Майкла изменившего, клявшегося в любви, и предавшего любовь.

Барбара только вздохнула:

— Как я рада за тебя, я рада за всех вас: маленьких, влюбленных, таких счастливых. Конечно, ты права, Элис. И в жизни бывает по-разному.

— Тебе самой, когда ты вышла замуж было девятнадцать, — напомнила Элис, — разве ты разочаровалась?

Брякнула она, конечно, не подумав. И тотчас сообразила, что Барбаре, когда ее мужа расстреляли нацисты, было столько же, сколько ей сейчас. Майкл умер от разрыва сердца. А если бы его убили? Нет, о таком даже подумать страшно. Какая разница, казалось бы, как находит человека смерть? Но жить, зная, что жизнь твоего любимого отняла чужая рука — это же невозможно. Убийца должен быть наказан, иначе… иначе плохо. Неправильно. Вот и Барбара, она же воевала с нацистами.

— Я вышла замуж за человека, — мягко произнесла Барбара, — а ты влюбилась, как в сказках. Такие истории хороши в книжках, и девочки любят их читать. Я когда-то обожала “Аленький цветочек” — ты, наверное, не знаешь этой сказки?

— Знаю, — вспомнила Элис, — Курт рассказывал.

— Да? Ну, тем лучше. В той сказке чудовище оказалось принцем, но раз уж приходится принимать, как данность, что сказочная действительность существует на самом деле, я замечу, что бывает и наоборот. Не хочу пугать тебя, Элис, но подумай, что ты знаешь об этом волшебном существе? Он красив и обходителен и учит тебя разным удивительным вещам, но что ему нужно на самом деле? Я, конечно, не верю ни в бога, ни в дьявола, но то, что он предлагает тебе — власть, насколько я понимаю, почти безграничную, — очень похоже на искушение. А уверения в том, будто ты ему предназначена, выглядят неубедительно. С моей точки зрения. То есть я, старая женщина, обязательно потребовала бы менее голословных доказательств. А ты — совсем еще юная, веришь на слово. Хотя, конечно, в любви только так и надо. И все равно, Элис, это не для людей. Мы разворошили какую-то жуткую тайну, скрытую от нас, и, наверное, скрытую не зря, и как бы не пришлось нам пожалеть об этом.

— А почему “нам”? Что бы ни случилось, это будут только мои проблемы.

— Мои проблемы! — повторила Барбара. — Ужас просто, как у вас все не по-русски! А посмотришь — девочка как девочка. И у нас такие есть: худенькие, глазастенькие. Понимаешь ли, в чем дело, мне кажется, что все сверхъестественное, коли уж, оно существует, для людей бесполезно или даже вредно. А если и нет, за вас, молодых, все равно душа болит. Очень легко вы ошибаетесь, и так тяжело переживаете ошибки. В общем, так, Элис, отговаривать я тебя не могу, да и не хочу, потому что достаточно посмотреть, как ты сияешь, когда говоришь о своем принце, чтобы пропала всякая охота мешать вам. Но я попрошу тебя, девочка, будь осмотрительней. Если что-то, не дай бог, конечно, окажется плохо, помочь тебе не сможет даже твой папа. Но здесь, в Ауфбе, есть человек, на которого, наверное, можно будет положиться, я говорю о преподобном Вильяме, дяде Курта. Вы уже знакомы?

103