Дева и Змей - Страница 102

102

Конечно же, он был прав.

Если Владыка не придет, или если погибнет он раньше, чем возьмет Санкрист, мир погрузится в хаос. Постепенно, не сразу. Мир сойдет с ума, и сойдут с ума люди, а где-то между мирами, как в инкубаторе, будет расти и взрослеть тварь, с которой начнется погибель. Его примут за человека, его будут чтить, как святого, и даже демоны поклонятся ему, хоть и не по своей воле. Поклонятся — куда им деваться, ведь настоящий Владыка уже не придет. А созрев и обретя силу, тварь вернется…

“Сюда! — понял принц, выныривая из провидческих грез. — На Землю”.

— Имя? — насторожился Гиал, не рискнувший углубляться в туман ясновидения. — Ты знаешь его имя?

“Элиато… Сватоплук или Адам Элиато, — говорить вслух не хотелось, — одно имя он получит при крещении, другое — при рукоположении, но они ничего не значат, ни одно, ни второе, ни тысячи иных прозвищ. Нет, Гиал, у этого существа нет имени, потому что его никто никогда не позовет…”

…— Миа-мна-а!!! — донеслось из коридора. — Мна-на-на-мяа-а!!!

Подпрыгнули оба, и Гиал и принц. Торжественная обреченность размышлений была грубо разрушена: вопли за дверью библиотеки показались страшнее любого пророчества.

— Твои демоны? — Гиал вытянул шею, стараясь заглянуть за приоткрытую дверь. — Да это ведь кошка, Крылатый! Красивая. Это твоя кошка? Она тоскует.

— Она уже неделю тоскует! Гиал! — принца осенило: — Сделай что-нибудь, ты же у нас покровитель чистой любви и всего живого!

— Почему ты просто не найдешь ей пару? Ах, да, я вижу, твоя кошка состарилась. Что ж, пусть тоска оставит ее, и проживет она оставшееся время счастливо и спокойно.

Тут же адский вой в коридоре затих, а госпожа Лейбкосунг проскользнула в дверь, неуклюжей кошачьей трусцой пересекла библиотеку и легко взлетела на колени хозяина. Расположившись с удобством, она принялась вылизывать свои пушистые бока.

— Пшла, — прошипел принц, не предпринимая, впрочем, никаких попыток согнать кошку с колен, — пшла прочь, инфекция!

— А знаешь, — удивленно заметил Гиал, — хорошо, что она напомнила о себе. Мы чуть было не похоронили наш мир до срока.

Сын Дракона, брезгливо морщась, гладил госпожу Лейбкосунг по пятнистой спинке.

— Брэнин, — в дверь твердо и вежливо постучали, — кианнасах гвардии просит дозволения прийти с докладом.

— Пусть придет.

Это было непривычно, неприятно и нежелательно. С личным докладом даже лиилдур, личная гвардия принца, могли являться к господину только в случае чрезвычайных обстоятельств. Произошло что-то, с чем черные рыцари, могущественные фейри и великие мертвые чародеи не смогли справиться самостоятельно, не смогли ни они, ни их слуги и воины.

— Я слушаю тебя, Галлар, — принц кивнул соткавшейся на пороге тени, — пройди и сядь. Что заставило вас побеспокоить меня?

— Появление нового поэк, брэнин. Его создали рабы Сияющей, а сейчас они пытаются открыть его в Идир.

— Это не запрещено, — Крылатый пожал плечами, — Межа открыта для народов Полудня, во всяком случае, пока.

— Да, брэнин, но мы не сможем закрыть этот поэк, Сияющая сама льет туда свет, все больше света. Там вечный свет, брэнин. И туда входят воины.

— Для вторжения не серьезно, — принц откинулся в кресле, барабаня пальцами по кошачьей спине. Госпожа Лейбкосунг стоически терпела. — Для вторжения таких пузырей понадобится значительно больше…

Галлар шевельнулся, едва не осмелясь напомнить господину, сколько именно потребуется “пузырей”, иначе говоря поэк, “карманов”, для вторжения через Идир, однако, бросив взгляд на ехидно улыбающегося Единорога, только сжал губы.

— Кто удерживает карман? Свет Сияющей лично?

— Так точно, брэнин. Прикажи, и мы пойдем на штурм.

— Повременим, — Крылатый тоже взглянул на Единорога. — Что скажешь, враг мой? Владычица, похоже, решила разменять тебя, как шахматную фигурку. Не пойму только, кто с другой стороны… Галлар, мне нужно, чтобы все знали: Сияющая отправила Единорога на смерть, а Улк не преминул этим воспользоваться. Прости, Гиал, — он развел руками, — немного дезинформации, это же не чистая ложь.

…Невилл сделал это, а Элис вновь удивлялась, она никак не могла привыкнуть к тому, что чудеса случаются, не могла, хотя случались они в первую очередь с ней. Невилл заставил людей забыть.

А еще Элис страшно соскучилась по Курту и по Барбаре. Она затруднялась сказать, кого хочет видеть больше, но начала чувствовать, что прошло пять дней. Целых пять! По друзьям за океаном Элис так не скучала. И, конечно, не ожидала, что ее встретят, как родную. А встретили очень по-русски. Барбара обняла ее и даже расцеловала, и от такого проявления чувств Элис едва не смутилась. Но — пять дней. За это время она ни разу не позвонила, не дала о себе знать. А могла ведь хотя бы передать весточку через фрау Цовель. И особняк Гюнхельдов показался родным домом. Элис, неблагодарную и бессовестную эгоистку, приняли так, словно Барбара была ее любящей тетушкой.

Обязательный накрытый стол уже не удивлял так, как в первые визиты. Русское гостеприимство — результат давнего смешения двух культур: европейской и азиатской. От захватчиков монголов Россия переняла многие странные, но, в общем, приятные обычаи. И, конечно, обязательное чаепитие — ритуал, сближающий даже незнакомых людей. Курт, правда, утверждает, что для настоящего сближения требуется водка… Ах, какая ерунда все это! Насколько все не важно! Элис рассказывала, рассказывала и рассказывала. Кому и рассказать, как не Барбаре? Не Курту ведь! Он не поймет.

Тем более что Курта из гостиной настойчиво попросили. Уходя, он бросил предостерегающий взгляд, мол, не расскажи больше, чем следует. Но Элис, подумав, поняла, что никаких секретов, кроме их с Куртом расследования (господи, какое детство!), у нее от Барбары нет.

102