И я сейчас боюсь спугнуть, разрушить то, что неярко тлеет в моей собственной душе — любовь земную. Но именно сейчас, так не вовремя, думаю о том, что не смог бы любить как человек, не проживи я свою недолгую жизнь с уверенностью в любви иной, Отца к детям, и детей — к Отцу. Сын Утра тоже любит людей — это так, и он учит любить. Лучшее его творение, прекраснейший из нас, мудрейший из нас, чистейший из нас — Гиал, Единорог, воплотил в себе небесную любовь. Но он не смог остаться со смертными. Он ушел, ужаснувшись того, во что они превращают себя, того, что делают с ним. А Сын оставался с людьми, несмотря ни на что, и теперь люди уходят от него сами. Что они берут с собой? Что, кроме мудрости, даешь ты взамен божьей любви, Светоносный?
Любовь человеческую. Но людям ее недостаточно.
…Провожая Элис до назначенного места… до назначенного времени встречи с Куртом, Невилл был задумчив. Впрочем, это не помешало ему давать объяснения и отвечать на вопросы. Вопросов же хватало: даже ошеломленная своим умением летать, — ее словно в пятки подталкивало, и Элис каждые две минуты, зажмурившись, ненадолго взмывала в воздух, — молчать она все равно не могла.
В Срединный мир Невилл увел ее просто. С той же легкостью, с какой попадали они в любое место на Земле, или, вот, на Солнце. А как же “вход в Холмы”, с которого началось когда-то их знакомство?
— А никак, — пожал плечами Крылатый, — мне входы и выходы не нужны. Тебе, кстати, тоже. И Сияющей, — добавил он, предупреждая вопрос, — но ей опасно появляться в моих владениях.
Реку же времени, о которой Элис столько слышала, увидеть не довелось. Потому что смотреть оказалось не на что. Не было никакой реки, никаких берегов — ничего. Но принц, дав Элис время оглядеться и почувствовать себя в Волшебной стране, поинтересовался:
— Готова к путешествию?
И получив утвердительный кивок, подал руку:
— Пойдем.
Всего несколько шагов, под ногами вместо мягкой травы что-то вроде пляжа с тончайшим, мелким как тальк песком, а потом сразу — широкий холл, застеленный бежевым ковром. Экзотические цветы вдоль обшитых темным деревом стен. Лифт.
Тонкий палец с когтем легко щелкнул по носу:
— Не теряйся. Ты в своем номере, и прожила здесь пять дней. Подожди минутку, сейчас воспоминания улягутся в нужном порядке.
Минутки не потребовалось. Элис почти сразу вспомнила все, что произошло за эти дни: все прогулки, поездки, встречи и новые знакомства. Вспомнила даже имя самого услужливого портье. Но странное ощущение так и не отпустило. Казалось, что две Элис Ластхоп стоят у дверей лифта, причем одна уже нажала кнопку вызова…
— И еще, — Невилл посерьезнел, — этот отель достаточно стар, ты запомни на будущее, риалта, вдруг пригодится, когда в следующий раз остановишься здесь. Существует два “Адлона”: один, словно бы тень другого. И мы сейчас на теневой стороне, — он провел ее в бесшумно раскрывшиеся двери зеркальной кабины лифта. — Чтобы вернуться к людям, пройди сквозь зеркало к своему отражению…
Отражение? Отражение было одно. То есть, их был множество, но во всех зеркалах Элис увидела только себя. Себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя…
— Идем, — Невилл сжал ее локоть, — не бойся.
Она и не испугалась. Сначала. От обилия собственных отражений все слегка перепуталось, так что Элис, если бы не верила принцу на слово, решила, будто они лишь взглянули в одно из зеркал, а потом отвернулись от него. И еще — исчезло чувство раздвоенности.
Но где же принц?! То есть, где его отражение?!
— У некоторых из нас нет ни отражений, ни тени, — он не стал дожидаться вопроса, — это бывает. Не вспоминай сказки, в них мало правды. А настоящие мертвецы видны как раз в зеркалах. В этом отеле хватает призраков.
Элис немедля начала оглядываться. Мертвецов она боялась ужасно, хотя и понимала, что страх этот, сродни инсектофобии — такой же нелепый и лишенный оснований…
Что там Невилл говорил о страхе?
…и все же сейчас интересно было бы взглянуть на привидение.
— Отель сгорел, — негромко объяснил принц, — вскоре после большой войны. Только об этом никто не знает. Люди, погибшие в том пожаре, продолжают жить, как ни в чем не бывало, и стоит неповрежденным разрушенное здание, и призраки остались, неприкаянные духи, они ненавидят свои прежние тела, но, — увы им, — бессильны навредить.
— Если ты не поможешь, — досказала Элис, — Бео объяснила мне. Это тоже твое волшебство?
— Пожар — шалость дорэхэйт. Остальное сделали мои слуги.
— Твои слуги спасли людей? Почему? Нет, я опять ничего не понимаю…
— Да уж, — вздохнул Невилл. — О спасении речи не шло.
Странно было прощаться, зная, что оба они направляются в одно и то же место. Ну, почти. Крылатый принц — в замок на холме. Элис — в дом под холмом.
А пунктуальный Курт, не уступая в пунктуальности Невиллу, остановил свою “Победу” у подъезда отеля в тот самый миг, когда принц растаял в воздухе.
— Привет! — Элис забралась в машину. — Спасибо, что заехал.
— Мне не трудно, — Курт вырулил на дорогу, — даже приятно. Но я не пойму: Драхен сам, что же, не мог вернуть тебя, где взял?
— А у меня плащ пропал, представляешь? — дипломатично сообщила Элис.
— Плащ-невидимка?
— Да. Но у меня уже другой есть.
— С ума сойти, — проворчал Курт, — не иначе, у Драхена подпольная швейная фабрика.
“В десятый лунный день рекомендуется медитация с целью уяснить наше прошлое и настоящее, лучше представлять, чем обеспечить будущее и ту линию, которую мы ведем в жизни”.