Где-то здесь должен быть указатель… вот и он: черным по белому, готическим шрифтом “Aufbe 1,5 km”.
— Вот моя деревня, вот мой дом родной, — без энтузиазма процитировал Курт, проезжая мимо указателя. Ничего в душе не шевельнулось, никакой радости от свидания с исторической родиной он не испытывал и, если бы не мать, пожалуй, долго еще не собрался бы в Германию. Не был здесь никогда, и дальше бы не бывал. А указанное в паспорте “подданный Германской империи” не более чем вкладыш в “серпастом, молоткастом”.
Если бы не мать! У современного студента более чем достаточно дел даже в летние каникулы, и тратить время на путешествие в Европу тем более жалко, что еще прошлой осенью была запланирована поездка на Белое море. Всей группой. Ребята поехали, вернутся — только и разговоров будет, что о походе. А он о чем расскажет? О чистеньких улочках и разноцветной черепице?
О девушках!
Девушка появилась на обочине совершенно неожиданно, как будто выбежала прямо из живой изгороди, отделившей поля от шоссе. В стене темно-зеленых кустов не видно было лазейки.
Курт ударил по тормозам. Машина протестующе завизжала.
Не то, что не видно — нет лазейки. Листья, цветы и ветки с колючками.
И откуда же взялась эта ненормальная?
— Что ж вы так носитесь? — сердито сказал Курт. — А если бы под колеса?
“Ненормальная” была худой и маленькой, слегка запыхавшейся от бега. С копной растрепанных пепельных волос. К рукаву джинсовой куртки прицепилась какая-то колючка с хвостом, а из-под расстегнутого воротника выбилась цепочка с голубым кристаллом-безделушкой.
— Ну, извините, — зеленовато-карие глаза странного, словно бы азиатского разреза, смотрели на Курта с любопытством и без всякой виноватости, — вы так незаметно подкрались.
По-немецки она говорила правильно, однако с заметным акцентом. Курт предположил, что с английским, или, скорее уж, с американским.
— Садитесь, — он открыл дверцу, — вам в Ауфбе?
— Наверное. Спасибо! — она хлопнулась на сиденье, осмотрелась: — Что у вас за машина? Русская? Или польская?
— Русская. Газ-72М, “Победа”.
— Разве патриотично ездить на русских машинах?
— Я из Советского Союза, — Курт продемонстрировал обложку своего паспорта.
— Ух, ты! — ожидаемо сказала девушка. — Встреча союзников! А я американка. Я думала, что встретила аборигена. Вас как зовут?
— Гюнхельд.
— А я Ластхоп. Можно Элис.
— Можно Курт.
Они обменялись рукопожатием.
— Будем знакомы, — подытожила Элис.
— Если хотите, мы можем говорить на английском.
— А это удобно?
— Вполне. Мне нужна практика.
— Вы полиглот? — спросила она с уважением. По-английски спросила.
— Пока не очень, — признался Курт, — но я стараюсь.
— А вы случайно не знаете, куда все подевались?
— Знаю, и даже не случайно, — он улыбнулся, — все подевались в церковь.
— В такую рань?
— Даже раньше. Какая-то служба начинается в час Прайм, с рассветом, вот на нее все и отправились. А к кому вы приехали?
— Да ни к кому, — они въехали в город, и Элис завертела головой, разглядывая аккуратные домики, — я здесь случайно. Заночевала в гостинице, там, у поворота, утром встала, а вокруг как вымерло. Вот я и пошла искать.
— Далековато зашли, — хмыкнул Курт.
— А вы что, полицейский?
— Это почему?
— Вопросов много задаете, — она взглянула в упор. — Ну, признайтесь, я угадала?
— Почти. Я русский шпион.
— Ну да! — протянула Элис тоном девочки, совсем недавно узнавшей, что Санта-Клауса не существует. — Если русский, так обязательно шпион?! Полицейский и то лучше.
— А вы что же, не любите полицию?
— А за что ее любить? — она пожала плечами. — Копы в последнее время ловят студентов, а не преступников. У меня на них уже, можно сказать, чутье выработалось… Но у вас паспорт русский, имя — немецкое, и легенда никуда не годится, значит, вы настоящий. По делам здесь?
— В гости.
Чистые и абсолютно пустые улицы Ауфбе наводили легкую жуть. В дымке тумана дома и деревья казались нереальными, написанными акварелью: что там прячется за резными фасадами, бог весть? И тихо, как в музее.
— Зачарованный город, — вполголоса подхватила невысказанную мысль Элис, — как в сказках. А у вас здесь, конечно же, живет бабушка.
— Вообще-то мать, — Курт поморгал, чтобы прогнать наваждение. — Она год как переехала.
— А… Слушайте, мистер Гюнхельд… то есть, Курт, может быть, вы знаете, кто живет в замке?
— В развалинах? Конечно, знаю, — вот и церковь, а за ней, на площади, большой дом с красной крышей… ничего себе дом! Целая барская усадьба. — Там никто не живет, но под холмом заточено чудовище — то ли змей, то ли дракон. Сам холм так и называется Змеиный. Здешние жители потому и молятся беспрестанно, что только молитвы удерживают чудище в заточении. Я не шучу, — добавил Курт, когда Элис обиженно нахмурилась, — это местные легенды. А мы приехали. Моя матушка живет в этом доме. Зайдете в гости? Не зря же вы сюда ехали. В городе, насколько я знаю, даже перекусить негде.
— Это плохо, — серьезно сказала Элис, — я еще не завтракала, — она поглядела на церковь — из высоких двустворчатых дверей уже выходили нарядные прихожане, взглянула на Курта, улыбнулась: — считайте, что я поймала вас на слове. Зайду непременно, только не сейчас, а после того как поднимусь к замку. Вы меня накормите и отвезете обратно в гостиницу, договорились?
— Конечно!
— Вот теперь я верю, что вы русский, — Элис отжала защелку на дверях, — вы не представляете, как куксятся немцы на просьбу угостить хотя бы парой гренков. Всего доброго.