Дева и Змей - Страница 137

137

Сын Дракона смеялся, впитывая живую, горячую жидкость. Если бы он мог глотать — непременно захлебнулся бы. И умер от удушья. От этого стало еще смешнее. Судорожно дернувшись, принц, наконец собрался с силами и вырвался из оков сгоревшей плоти. Полупризрачный, почти невидимый, он впился зубами в горло старой женщины, забирая то, что она отдавать не собиралась, отнимая не только кровь, но и жизнь.

Глупая гарпия!

Она опоздала, ее жертва была уже не нужна. Помощь, спасительная поддержка, пришла раньше, чем эта смертная разметала костер из живого огня.

Кровь отдавала горечью.

Глупая паучиха! Ценен лишь бескорыстный дар, награждается лишь искренность, а стремящийся поработить Улка сам станет рабом.

По-прежнему слепой, все еще очень слабый, принц не смог удержать женщину, когда та без сознания повалилась на обгорелые сучья. Упал на колени рядом, захлебнулся таки и оторвался от живительного источника.

Ему все еще было смешно. Мать и сын. Такие разные, но до чего похожи. Все, что плохо в одной, в другом — хорошо. Мать была бы врагом, сын мог бы стать другом. А самое смешное, что оба хотят одного: счастья, причем для всего человечества. Не размениваются на мелочи. Что за люди?

— Змей… — простонала женщина, даже сейчас она говорила по-немецки, — я спасла тебя!

— Нет, — ответил он нежно, — не ты. Он.

Варвара Степановна уже не видела, такая же слепая, как ее убийца. А принцу не нужно было зрение, чтобы почувствовать присутствие друга. Теплые ладони Гиала легли ему на плечи. Змей улыбнулся, подняв голову, и на лицо упала горячая капля.

— Не смей… — зашипел принц.

— …жалеть тебя, — продолжил Единорог сдавленным голосом, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. — Да, я помню, враг мой. Я не жалею, я просто… я не мог прийти, пока они смотрели. Взгляды смертных, — он передернул плечами, — нечистых смертных, это так больно. Я знаю, тебе было больней… Крылатый… что это? Что происходит с тобой?

— Откуда я знаю? — Змей повернул к другу слепое лицо. — Ничего не чувствую. Что-то не так?

А легкие горячие пальцы уже коснулись пустых глазниц, и тьма сменилась светом, и зазвенели, разворачиваясь над плечами алмазные крылья… Тьма сменилась светом, ярким, прозрачным, ясным синим светом. Сияние исходило от принца, ленты синего огня потянулись за ладонями, когда он поднял руки к лицу, заиграли сполохи на небе, когда Змей встал, недоуменно оглядываясь.

— Благодать Закона! — Гиал плакал, не скрывая слез, и улыбался, и выглядело это довольно глупо. — Ты все время был здесь, ты… как же мы не поняли, Крылатый?! Облик смертного, непознанная сила, удивительный зверь… и синий кристалл, — он положил руку на грудь Эйтлиайна против сердца, — синий кристалл, сияющий ярче неба. Это — ты. Ты спасешь нас!

— Слишком много для одного дня, — принц вздохнул и взмыл над раскиданным кострищем, теплый ветер наполнил крылья, подталкивая вверх, выше, еще выше, как можно дальше от города, от людей, от гари, огня и ужаса. — Давай начнем с простого, враг мой. Ты спас меня. Чего ты хочешь в награду? Только прикажи, я верну из владений Баэс всех подданных Сияющей.

— Надо почаще спасать тебя, — пробормотал Единорог, теперь уже стараясь спрятать улыбку. — Если ты так добр сегодня, позволь мне спасти ее, — он указал на бесчувственную женщину, — хотя бы ради ее сына.

— Ради светлого рыцаря? — россыпь искр от сверкающих крыльев, и громадное драконье тело свернулось спиралью в прозрачном утреннем воздухе. — Как пожелаешь. Верни ей жизнь и уходи. Мне надоел этот город.

Подняв Варвару Степановну на руки, Гиал поспешил с площади. Он едва успел миновать узорную ограду собора, как купола с крестами дрогнули и провалились внутрь, погребая под собой кричащих людей.

— Давно пора, — прошептал Единорог и ужаснулся себе, но не нашел в душе жалости. Воплощение чистоты, во всем мире не знал он места грязнее, чем этот город.

Полицейский микроавтобус свернул с шоссе, и Курт ахнул, увидев гостиницу. Точнее, не увидев. На месте “Дюжины грешников” было пепелище, и лишь несколько уцелевших толстых балок тлели, образуя подобие гигантской нодьи . Такие, но много меньше размером, складывают охотники, ночуя в зимнем лесу.

Вывороченные с корнем деревья в беспорядке разметало по еще недавно красивым, хоть и пострадавшим от солнца живым изгородям. Сейчас измочаленные кусты смотрелись жалко: голые, словно зимой, и странно было видеть сквозь безлистные ветви мирно зеленеющие поля.

— В центр города, — приказал командир штурмовой группы.

И тут же пришлось сделать остановку: с обочины разбитого проселка автобусу махала рукой женщина.

— Мама! — Курт выскочил из кабины, но двое полицейских опередили его. Один оказался медиком и немедленно, прямо на дороге вознамерился сделать Варваре Степановне укол успокоительного, однако госпожа Гюнхельд с достоинством сообщила, что с ней все в порядке, чего нельзя сказать о горожанах. И автобус, подпрыгивая на рытвинах, поехал дальше. В центр города, как и было приказано. Только города не было. Были горелые проплешины на месте домов, груды развалин вместо собора, ратуши и гордых особняков, окружавших площадь. Что произошло здесь за тот час, пока Курт и Вильгельм, получив от Георга самые широкие полномочия, поднимали на ноги полицию?

— Ничего не помню, — Варвара Степановна приложила ладонь ко лбу, — вот, сказала молодому человеку, что все в порядке, а оказывается у меня амнезия. Вы, Вильгельм, заходили вчера днем, искали Курта. А что потом? Господи, я же предупреждала, в праздники в Ауфбе можно ожидать чего угодно…

137