— Вон он, твой дядя. Пойдем.
Наплевать было господину капитану на свет и позолоту, на краски икон и богатство мозаики. Капитан пришел в храм по делу и отвлекаться на ерунду был не намерен.
А дядюшка встретил их с легким удивлением, но весьма дружелюбно.
— Господин фон Нарбэ, Курт, что привело в храм двух юных атеистов?
— Хотим узнать, в чем суть завтрашнего праздника, — поспешно ответил Курт, дабы Вильгельм не ляпнул какую-нибудь грубость, — мы видели столб на площади, и лично мне он очень не понравился. Такое впечатление, что к нему собираются кого-то приковать.
— Верное впечатление, — как ни в чем не бывало, кивнул пастор, — пойдемте со мной, молодые люди, в помещении для отдыха нам будет удобнее. Я, признаться, устал — весь день на ногах… Ты, может быть, знаешь, Курт, что когда-то давно церковь практиковала сожжение еретиков? — продолжил дядя Вильям, когда в небольшой комнатке все трое устроились на неудобных старинных стульях. — Кофе? Сок? Что предпочитаете, господин фон Нарбэ?
— Благодарю, — ответил Вильгельм с той памятной вежливостью, какую встретил и Курт в первый день их знакомства, — не стоит утруждаться. Так что там с кострами инквизиции?
— Инквизиции, и не только. Костры жгли и протестанты, и православные, чашники и лютеране, табориты, гуситы… всех сейчас и не перечислить. К счастью, это давно перестало быть повсеместной традицией. Однако нынче Господь дал нам возможность раз и навсегда расправиться с извечным Врагом. Курт знает, о ком я говорю, вы же, господин фон Нарбэ…
— Я тоже знаю, — вежливость, оказывается, все-таки имела границы. — Вы собрались сжечь Змея?
— При благоприятном стечении обстоятельств нам самим не придется жечь чудовище. Но госпожа Ластхоп любезно согласилась помочь выманить его из убежища. А для достоверности, — дядя Вильям взглянул на обоих молодых людей, словно приглашая их принять участие в заговоре, — как вы, надеюсь, понимаете, требуются некоторые атрибуты.
— И Элис пошла на это?
— Со всей возможной готовностью.
— Что-то я не понял, — Курт поднял ладони, — вы с Элис хотите создать видимость угрозы, чтобы Змей явился сюда ей на помощь…
— Брехня, — совсем не аристократично бросил капитан фон Нарбэ.
— Да нет, это как раз возможно, расстроенная женщина на все способна. Но объясни мне, дядя Вильям, что вы будете делать, когда Змей придет? Ты его видел хоть раз? Он же… елки зеленые, ему ваш город — на один зуб! Это ведь не просто дракон, это — воплощение… — Курт осекся, сообразив, что может наболтать лишнего.
— Воплощение Зла, — договорил за него пастор, — именно так. А о городе, Курт, лучше говори “мой”, а не “ваш”, это больше соответствует истине. Могу ли я понимать твои слова так, что ты видел Змея во плоти, во всем его могуществе?
— Не во всем. Да, видел. И убивать его не собираюсь.
— Это твое право. А вы можете сомневаться в моих словах, господин фон Нарбэ, но, надеюсь, разговор с фройляйн Ластхоп убедит вас в том, что я не лгу. Мы тут вообще стараемся говорить правду и только правду. Ложь тешит дьявола.
— Ты мне не ответил, — вмешался Курт, — что вы собираетесь делать, если Змей придет?
— “Когда”, а не “если”. Он придет, не сомневайся. Но объяснять всю тонкость обрядов, которые нам предстоит свершить, сейчас не время и не место. Мы знаем имя Врага, этим именем звал его когда-то Господь, и за века оно не утратило силы. Тебе достаточно таких объяснений? Господин фон Нарбэ, если хотите побеседовать с фройляйн Ластхоп, я с удовольствием провожу вас к ней. Курт, ты пойдешь?
— Да… разумеется. Но если вы убьете Змея, он не сможет победить в войне… — поймав недоумевающий взгляд пастора Курт раздосадовано фыркнул: — Долго объяснять. Ты не заметил, что кузен Альфред как уехал с утра, так и не вернулся. Фрау Цовель не сказала тебе, что его фургон стоит у выезда на шоссе?
— Мы знаем, что Альфред застрял на границе, — с достоинством ответил дядя Вильям. — Город всегда закрывается на праздник, на сей раз это случилось на сутки раньше, и твой кузен не успел пересечь черту. Ничего страшного, Змей погибнет и все вернется к прежнему состоянию.
— Не вернется, — Курт уже не знал, как сказать, чтобы его поняли. — Змей начал войну с… ну, с врагами, и мобилизовал все стихии. Я не слишком сложно объясняю? Все стихии, это в том числе и земля, и воздух, и вода. Небо тоже. Там ничего сейчас нет. Одна видимость, — вспомнил он слова бубаха, — и я не знаю, что будет, если Змей погибнет. Вдруг стихии погибнут тоже? Армия без командира — это же… это… Вильгельм, скажи!
Вильгельм сказал.
Пастор закашлялся и перекрестился.
— Ты прав, Курт, — произнес он, когда снова смог говорить, — это осложняет дело. Возможно, мы отложим праздник до тех пор, пока как ты говоришь, стихии, не вернутся на свои места.
— Элис, — напомнил Вильгельм.
— Да, да. Я собираюсь проводить вас к фройляйн Ластхоп. Нужно сообщить ей о том, что заточение, возможно, затянется.
Давно и далеко…
Потом, когда все кончилось…
Все.
Кончилось.
…у него уже было достаточно сил, чтобы сбросить мертвую плоть. В зимнем небе над просыпающимся городом простер сверкающие крылья гигантский дракон. Чешуя его отражала свет звезд, перья переливались как лунный свет, и холодом дышала длинная пасть. Он был свободен. То, о чем он мечтал, наконец-то сбылось: князь Михаил умер. И родился Змей. Наэйр, черный принц, Крылатый. Он стал собой. И у него было очень много дел.
Сияющая-в-Небесах предложила ему жизнь или смерть на выбор и считала, что это выгодная сделка. Только князья не торговцы. Если князю что-то нужно, он берет это сам. Не иначе, он ослеп от любви, если не увидел очевидного: бонрионах Полудня пообещала ему смерть, и она выполнила обещание, у нее, покровительницы всего доброго, что только водится в душах смертных, были для этого все возможности.