Элис никогда не слышала таких слов, но во сне, не задумываясь, могла правильно назвать любую деталь орудий или часть конской сбруи, и знала, как называются доспехи на всадниках… Еще она знала, что быстро перезарядить пушки невозможно, и если атака не захлебнется после первого залпа…
Атака захлебнулась.
И увидев, что стало с конницей, попавшей в засаду, Элис даже во сне крепко зажмурилась.
Уцелевшие всадники разворачивали лошадей. А отступавшим латникам, заманившим врага в ловушку спешно подводили свежих лошадей, и новые бойцы присоединялись к отряду. Роли поменялись: теперь те, кто бежал от смерти, бросились в бой.
Страшное дело — стычка конных отрядов, страшное и кровавое, но когда ты там, внутри, в сече, весь бой видится иным, как сквозь розовую завесу — сквозь пелену брызжущей в лицо крови.
Твоей? Чужой?
С хэканьем вырывается из груди воздух на широком сабельном взмахе, хруст под лезвием, ржут и беснуются лошади, подобно хозяевам захваченные веселым, смертельным хороводом.
Элис была там, внутри, бесплотным духом — невидимая, неуязвимая, она все равно испугалась и закричала от страха. И замолкла, — перехватило горло, — когда увидела его. Мальчишку лет четырнадцати, если не младше. С двумя саблями, лезвия которых уже покраснели от крови. Стискивая коленями бока разгоряченного скакуна, он ехал сквозь бой, как нож сквозь масло, как воплощение дарующего смерть безумия. Мальчик. Ребенок… Сабли плясали в его руках, жили своей убийственной жизнью — лезвия в мясорубке, — руки по локоть залиты кровью, выпачканы в крови пряди выбившихся из-под шлема длинных черных волос.
Элис уже видела этот танец — танец оружия, — радостный и жуткий. Она взглянула в глаза мальчишке… И проснулась.
Тихо было в ночи, такая тишина возможна только здесь, в Ауфбе, где нет ничего живого, кроме людей и домашнего зверья. Негромкое пение из церкви, слаженный хор, мужские и женские голоса умело поддерживают, дополняют друг друга.
Ну и сны снятся под такую музыку!
Война идет, прямо сейчас, где-то… нет — повсюду идет война. Совсем не та, что была во сне, и все-таки такая же. Мальчик вырос и погиб, и продолжает воевать.
Следующая мысль была совсем уж неожиданной и откровенно неуместной: каков мерзавец! У него что, дел других нет, кроме как драться? А мстить кто будет?
“Этот день несчастливый и неудачный. Ничего не следует предпринимать или начинать, так как все это пойдет прахом и в результате принесет лишь потери”.
Астролог Вронский С.А.
“Этот вампир может быть уничтожен сжиганием, солнечным светом или изгнанием духов”.
“Сокровища человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).
В результате ли всенощной службы, или по капризу природы, выкидывавшей в Ауфбе совершенно дикие фокусы, уже к полуночи небо над городом очистилось. В черной чистой бездне засветились звезды — неяркие, сонные, — Луна, почти полная, накинула на них красноватую кисею собственного света.
Понятно, конечно, что свет Луны — всего лишь отражение солнца, но не зря же этой планетке придают такое значение, и свет, пусть отраженный, имеет силу, сравнимую с животворным сиянием солнечных лучей. Только Луна — солнце мертвых. Во всяком случае, так говорят.
Курт знал, что полнолуние и новолуние — время активизации нечисти, и спасибо еще, что разной. Те, кто набирается сил в кромешной тьме, становятся вялыми под холодными лунными лучами, и наоборот. Приободряйся они все вместе, да еще дважды в месяц, и кто знает, смогло бы вообще выжить человечество?
Спросить бы у Драхена, есть ему дело до Луны, или вездесущее, всеобъемлющее Зло на спутник одной из множества планет не обращает вообще никакого внимания? Не то, чтобы это было важно, просто интересно. Любая информация может неожиданно оказаться полезной. В Ауфбе вот, считают, что с полнолунием Змей становится сильнее, потому и устраивают праздник. Так сказать, сила силу ломит.
М-да, задал принц загадку! Хоть бы подумал о том, каково придется светлому рыцарю, в руки которого сваливается такая ответственность.
Курт ответственности не боялся, ну, то есть, смотря какой. Скажем, брать на себя управление Ауфбе он не собирался, однако вовсе не из страха, не из боязни не справиться, а просто потому, что были дела куда более важные. И ответственные, да. Вот, например, змеиный подарочек.
Каждый человек вправе сам принимать решение, если он способен отвечать за свои поступки. Курт готов был отвечать, но не представлял, какое, собственно, решение может принять относительно неожиданного, пусть и разового могущества. Кстати, не спросил у Змея, а как быть с формулировками, типа: хочу загадать тысячу желаний, или что-нибудь в этом роде.
Ну, как ребенок, ей же ей! Змей, как ребенок. Он что, не учитывает такой возможности? Или полагает, будто честный Курт ею не воспользуется? Курт, может, и не воспользуется, но…
В это “но” все упиралось с утра уже раз двести.
Чтобы отвлечься от мыслей, Курт отправился в город. На центральной площади полным ходом шла подготовка к завтрашнему празднику. Что-то строилось, что-то клеилось, растягивались между фонарями яркие транспаранты. Представить невозможно, видеть надо: яркие буквы, радостные лозунги, но вместо привычных: “С праздником Первое Мая!” или, там: “50 лет Великой Октябрьской социалистической революции!” призывы восславить Господа нашего, и цитаты избранных мест из Библии. Вернуться бы домой за фотоаппаратом, да как-то неловко. Для людей все серьезно, а он будет, как дурной турист, экзотику искать.